Все вечеринки вчерашнего дня - Руслан Галеев

– Мэри… Просыпайся. Они пришли.

Он падает на колени и торопливо распахивает люк будки. Тут же рядом плюхается Мэри, он чувствует тепло ее плеча.

По центральному коридору, там, внизу, двигаются три мощные угловатые фигуры. Дезертиры, механические солдаты, которые много лет назад отказались выполнить приказ. Они шли, и каждый их шаг отдавался грохотом, когда огромные металлические ступни касались пола.

– Какие страшные, – шепчет Мэри. – А ты веришь, что они когда-то были людьми?

– Не знаю, – шепчет Игги, – наверное, верю.

Когда трое Дезертиров проходят мимо, Игги удается различить их ношу, то, что когда-то было одним из них. Это – похороны. Каждый раз, когда умирал кто-то из Дезертиров, другие приносили его на Свалку, оставляли на растерзание старьевщикам, и уходили. Они ничего не брали взамен, никогда ничего не говорили, Игги вообще сомневался, что они способны общаться с людьми.

Однако в этот раз что-то было не так. Иначе. И Игги, который проработал на Свалке почти семь лет, почувствовал это сразу.

– Ты заметил, кого они несут? – прошептала Мэри в самое ухо Игги.

– Последний генерал, – медленно кивнул Игги.– Таких больше нет.

– И не будет, – сказала Мэри, просовывая ногу в люк. Дюралевая лестница загрохотала, но никто не обратил на это внимания.

3

Брабек и Тако

– Тот, кто задумал этот шедевр, умер около тысячи лет назад, – рассказывает Брабек.– кусок стекла зажали в эту струбцину, а позже спрятали скульптуру в бомбоубежище.

– Эта струбцина из пластика, – говорит Тако, – тысячу лет назад о нем и знать не знали. Да и бомбоубежищ тогда еще не было, приятель.

– Люди не знали, – веско замечает Брабек, – у людей не было. Но тот, кто сделал это – не был человеком.

Тако стоит у… как это назвать? Ну, вроде как, лужа, только она из мутного такого стекла. Ничего особенного с точки зрения физики, ведь стекло, это жидкость, так? Жидкость – течет, верно? Конечно, поразительно, что ему потребовалось больше тысячи лет, чтоб из статичной – и вполне прагматичной – штуки превратиться в лужу. Но это, если принять весьма сомнительную теорию Брабека. А принимать ее Тако не собирался. Во-первых, потому что куда логичнее предположить, что кто-то создал условия, необходимые для образования стеклянной лужи в краткие сроки, нежели согласиться с теорией о принадлежности этого мутного артефакта инопланетной цивилизации. А во-вторых, у Брабека с утра зрачки чуть не во весь глаз, а значит, парень уже успел чем-то закинуться, верно-нет?

– Ты уже успел чем-то закинуться, приятель, я угадал?

– Самую малость, – пожимает плечами Брабек, – для старта.

– Ясно, – Тако бросает последний взгляд на голограмму и решительно идет к двери.– Мы не станем это покупать, Брабек, сечешь? Я свои бабки на это не выкину.

– Не будь таким скупердяем, Тако! – тут же начинает ныть Брабек. – И куда тебя понесло, давай обсудим…

– Я иду работать, Брабек. Забудь об этом дерьме, ок?

Тако чуть ли не бегом поднимается по лестнице из подвала скульптора. Надо сделать глоток свежего воздуха, понятно? Нормального воздуха, без примеси наркотиков и без слетающего с катушек Брабека. И то, что они братья по духу, ничего не меняет. Метамфетамин, нашпигованный нано-курьерами, разносящими его по всему организму, давным-давно прибрал и душу, и разум брата. Так что к черту, ясно?

4

Шанти

– Я достану тебе эту штуку, нет вопросов, но деньги мне нужны вперед.

– Мы так не договаривались.

– А теперь договоримся. Потому что в отличие от тебя, я рискую своей шеей по полной программе, Чилаго.

Шанти как раз собиралась уходить из бара, когда вживленные в височные доли сенсоры выхватили из общего гвалта эти два голоса. Она осталась за столиком, и рука потянулась к пачке. Многовато никотина для одного утра… Шанти помяла сигарету, и невзначай обернувшись, сориентировалась, из-за какого столика доносятся голоса. Один она узнала сразу, покупателем был Иероним Хайек, по прозвищу Чилаго, старшина одной из ремонтных бригад. В его досье сказано, что он излишне импульсивен и склонен к анархическим взглядам. Само по себе это не значило ничего, но Шанти давно взяла этого парня на заметку. Рефлексы «слухача». Что-то было в этом Чилаго, что-то, сулящее неприятности. Ну а со временем она выяснила через парня, с которым вроде как встречалась (это сложно), что у Чилаго непонятный, но прочный авторитет среди деловых людей.

А вот продавец ей был незнаком. Шанти достала вторую зажигалку, и прикурила, сфотографировав незнакомца встроенной микрокамерой. Допотопная игрушка, без которой в ее профессии никак. Любые дополнительно усиленные сенсоры в ее голове убьют тонкую восприимчивость аудиосенсоров. Приходится работать по старинке.

– Ты мне заканчивай тут орбиту наматывать, – ворчит Чилаго, – договор был 50 на 50. Никаких 100% вперед.

– Договор у тебя с твоим дзайбацу, приятель, – как ни в чем небывало, отвечает продавец.– А я – частное лицо. И для меня такая штука, как форс-мажор, важнее всего остального. А твой заказ – натуральный форс-мажор, потому что ежели меня накроют с этой приблудой, мне конец, приятель. Вкуриваешь?

Они спорят приглушенными голосами, и если бы не аудиосенсоры, Шанти ни слова не смогла бы разобрать в общем гаме. Это место и это время – идеальные условия для разговора, который не должен быть услышан.

– Ты пойми, – уже чуть ли не шепотом убеждает Чилаго продавец, – это же армейская вещь, за такое выселяют с дзайбацу без определенных частей организма. 100% предоплаты, только так, приятель, только так.

Чилаго молчит. Долго, так что Шанти начинает сомневаться, а будет ли вообще у этого разговора продолжение. Но вот он что-то двигает по столешнице – пустую кофейную чашку? – и отвечает:

– У меня сейчас нет таких денег.

– Я могу подождать, – заверяет громадного латиноса продавец.– И ты, приятель, тоже можешь. Десять лет ждал, от пары недель ничего не изменится. Ладно…

Звук отодвигаемого стула. Шанти оборачивается, подает знак официанту. Лысый, весь какой-то неприятно морщинистый, смахивающий на египетскую кошку продавец стремительно идет между столиками. Черный фибер-нейлон куртки засален так, что надпись на спине – «Универсум Инд.» – едва читается.

К столику Шанти подходит официант с чип-сканером, Шанти улыбается и протягивает ему запястье. Официант сканирует невидимую глазу метку. Где-то на втором уровне планеты с одного сервера на другой перекочевывают биткоины Шанти.

Чилаго остается сидеть, поставив огромные локти на столешницу. Кофейные чашечки кажутся деталями игрушечного набора рядом с этими двумя монолитами мускулатуры. Лицо Чилаго такое мрачное, что само по себе способно вызвать непогоду.

Чего так ждал этот человек в течение десяти лет? И что ему передадут через две недели? И главное, как сказал продавец – «армейская вещь»?

Двери из полупрозрачного пластика разъезжаются перед ней. Шанти подставляет лицо солнцу, автоматически расстегивая молнию своего анорака. Легкий прохладный ветер приятно холодит кожу шеи, на мгновение врывается в густую копнуть черных волос. Шанти чувствует, и на этот раз никакими усиленными рецепторами не объяснить пришедшее понимание, что на ближайшее время это последнее спокойное утро. Как минимум на две недели. Она поворачивается и идет к станции фуникулера. Планета вокруг нее кружится, набирая темп для грядущего дня, а над планетой кружится гигантский Барабан ассемблера и искусственное солнце Синдзюко.

5

Тако и Чилаго

Тако пахал до полудня, сечешь? Лично проверяя работу наборщиков, красильных миксеров, печатных станков. Идея издавать настоящую бумажную газету еще год назад казалась полным бредом даже ему самому. Но поэтому он за нее и взялся, верно? Век, когда само понятие передачи информации путем печати ее на одноразовом, ненадежном источнике, нарушает саму логику обращения с информацией, газета перестает быть самой собой, и превращается в арт-объект, в произведение искусства. Поэтому Тако и не поднимает тираж. Следишь за мыслью? Тако поднимает цену. И никакой подписки. Рано или поздно мода на «Иводзима-калт» пройдет, это Тако понимает. Так что он просто печет пироги, пока печь горячая, да? Но это так же значит, что каждый пирожок должен быть самого высшего сорта. Единственное, от чего Тако пришлось отказаться, это собственно от натуральной бумаги. Эко-контроль дзайбацу наотрез отказался выдавать такое разрешение. Приходится использовать очень тонкие листы пластика из спрессованного мусора. Тако даже собственный пресс купить пришлось. Но все это с лихвой окупилось, и теперь «Иводзима-калт» работала исключительно в плюс. Следишь за мыслью? Все это значит только одно. Тако следовало лично отслеживать весь процесс от набора до печати. И он отслеживал, каждый божий день, кроме субботы. Пренебрегать шаббатом Тако не мог при всем желании, и без того не просто быть Новым Израильтянином с именем Такеши и фамилией Тераучи. Не то чтобы Тако был таким ярым верующим, не думай, но береженного Бог бережет, и все такое.